Печать
Категория: Тайна заимки двух старух, Роман
Просмотров: 363

Глава 22

 

Даша очнулась от забытья. Она почувствовала, что ноги, и руки ее связаны. С трудом, повернув голову, она стала осматривать помещение, в котором находится. Очень быстро поняла, что это узкий и длинный коридор.

Она почувствовала, что ей холодно. Легкое одеяло свесилось с лавки и почти не прикрывало ее.

- Кто-нибудь, - позвала Даша. Никто не откликнулся на ее призыв. Даша попробовала освободить руки. Боль заставила ее прекратить попытки. Обессиленная, она опять ушла в забытье. Второй раз Даша очнулась, когда ее пытались переложить на носилки. Она открыла глаза, увидела возле себя людей и тихо прошептала:

- Как хорошо, что вы пришли. Я замерзла.

Взвизгнувшая сестричка вбежала в открытые двери, и там начала, что-то громко объяснять. Но Даша никак не могла уловить смысл ее слов. Два молодых санитара, торопясь, развязывали веревки, стягивающие Дашины руки и ноги. Быстрым шагом из кабинета вышел доктор и подошел к ней. Он пощупал пульс, посмотрел, приподняв веки, глаза. Растер рубцы от веревок на руках и ногах. Сказал очень коротко санитарам:

- В палату.

- Мне холодно, - сказала Даша.

- Укройте двумя одеялами, - добавил доктор.

Дарью уложили в постель. Укрыли одеялами. Принесли несколько грелок и обложили тело. Вскоре ей стало тепло. Она убрала грелки и побросала их на пол. Дальше одно за другим полетели одеяла. Ей опять стало жарко. Подошедший доктор, выслушал грудь, сказал рядом стоящему ассистенту:

- Кризис прошел. Она, вопреки всем прогнозам, будет жить, - и потом обратился к Даше, - а вы, барышня, не хотите ли покушать?

Она прислушалась к себе. Ответила:

- Молока чуть-чуть.

- Принесите, - распорядился доктор.

После молока Даша почувствовала, как к ней возвращается жизнь. Она подумала, что надо у кого-то спросить, когда придет ее Александр. В палату вернулся доктор с какими-то микстурами, и она спросила его. Он немного помолчал и ответил:

- Через три дня. Так что вам придется потерпеть. У них какие-то срочные дела. Меня предупредили.

Как не горько было Даше, что целых три дня она не увидит близких ей людей, но все-таки нашла в себе силы ответить одним единственным словом:

- Хорошо.

- А вот плакать вам вредно, - сказал доктор, видя ее слезы.

- Не буду, - ответила Даша и повернулась лицом в подушку.

- Вам радоваться надо, - сказал доктор, - вы живы. Взгляните в окно, сегодня чудесная погода. Завтра вы сможете выйти на солнышко. Оно еще зимнее, но уже греет. А сегодня у вас еще, милая, постельный режим. И думайте только о хорошем. Я зайду к вам вечером.

Профессор Митин, выйдя из палаты в узкий коридор больницы, посмотрел на лавку, на которой недавно лежала Даша. Как он мог ошибиться. Как он мог не поверить в молодой, рвущийся к жизни организм. Вчера, когда у больной начались галлюцинации, она пыталась куда-то бежать, рвала на себе одежду. Кричала, что ей жарко. Профессор принял это состояние за агонию. Оказалось, что так проявился кризис при пневмонии. Чтобы не травмировать остальных больных, он приказал вынести женщину из палаты в коридор и связать, чтобы она не нанесла себе ранений. Он был уверен, что до утра она не доживет. Сказал об этом родным. Как же ему было сейчас стыдно. Ведь скоро они придут забирать тело. «Конечно, они обрадуются такому повороту в жизни, но что Егор Савельевич подумает о моих способностях»? – рассуждал профессор. Всю жизнь они были знакомы, и тем неприятнее было профессору обнаружить свой просчет. Он решил не покидать больницы, пока Назаров не приедет за Дарьей. Он все время готовился к разговору с ним. Подбирал фразы, которыми он встретит старого друга и с которых начнет объяснять, что произошло. Он так себя измучил, что разозлился и сказал себе: «О чем я думаю. При любых обстоятельствах я должен получить благодарность. Женщина жива и это главное».

За трупом Дергачевой Дарьи, пришли после обеда. Худой взлохмаченный мужик, протягивал лист бумаги, рядом стояла дородная женщина с красным лицом и кулаком подталкивала мужика к доктору.

- Мы за трупом Дергачевой, - говорила она, выглядывая из-за спины мужчины, - вон у него разрешение от родни.

Митин взял листок, прочитал: «Дорогой друг, Константин Сергеевич, по не зависящем от нас причинам, вынуждены покинуть Москву в срочном порядке. Обращаюсь к Вам с большой просьбой позволить похоронить Дарью семье Рогожиных, столь любезно согласившихся выполнить эту миссию. Деньги им оставлены в достаточном количестве. С вашего разрешения я напишу вам в скором будущем. Ваш друг Назаров Е. С.». Доктор долго рассматривал листок, потом сложил его и засунул себе в карман.

- Ну что доктор, время много уже. Ехать надо, - опять заговорила женщина.

- Уважаемые господа, - заговорил Митин. Женщина хмыкнула: «Господа – когда мы им нужны, и быдла – когда в нас нужды нет». – Уважаемые господа, - еще раз повторил доктор, - наша больница выполнит все, что положено делать в этих случаях. Вы можете не беспокоиться.

- А деньги, - взорвало женщину, - деньги мы все потратили.

- Это не важно, - сказал Митин, - все деньги, которые у вас остались, оставьте себе. Все будет сделано за счет больнице.

- Хозяева просили сообщить им, где похоронена будет, - наконец вставил слово мужик.

- Они, что адрес оставили?

- Нет. Сказали, что напишут и спросят.

- В таком случае отпишите им, чтобы писали на больницу.

- Так мы свободны? – Рогожины все еще не могли поверить, что, получив деньги, им оказывается не надо ни о чем беспокоиться, - Ну так мы пойдем, - пятясь к дверям, спрашивал, все еще сомневаясь, мужик.

- Да, да, - сказал доктор, - спасибо вам великое за беспокойство, больница все сделает сама.

Профессор был в душевном смятении. По своей вине он оказался в таком положении. Надо было как-то расспросить девушку, есть ли куда ей идти по выздоровлении. Но как он скажет ей, что ее покинули близкие люди. Константин Сергеевич, пытался найти оправдание для своего друга Егора и не мог. Что могло заставить их бросить больную, еще не умершую девушку, хотя и без надежды на выздоровление. Разве что черствостью души, можно было объяснить такое поведение.

Был субботний вечер. Завтрашний день, профессор Митин решил провести дома. У него много накопилось записей по медицинской тематике, и он решил привести их в порядок. Уже несколько лет он готовил книгу по медицинским проблемам. Сегодня он внесет в книгу случай с больной Дергачевой. Столь чудесное выздоровление после тяжелейшего воспаления легких, на его практике впервые. «Надо понаблюдать за этим случаем, - думал Митин, - процесс может стать обратимым, если сейчас не поддержать ослабленный организм. Необходимо усиленное питание и теплый свежий воздух. Ее бы сейчас на юг. Зимняя Москва не подходящее место для легочных больных». Перед уходом он заглянул в палату, к Дергачевой. Девушка сидела на кровати, подтянув под себя ноги, и негромко что-то рассказывала своей соседки. Ее длинные волосы, долго нечесаные, были скручены в калачик на затылке и сильно пушились. Большие зеленые глаза горели болезненным блеском. Красивое бледное лицо осунулось, нос заострился, но на усталых губах блуждала улыбка. Она возвращалась к жизни и несказанно этому радовалась.

Доктор осмотрел Дашу. Послушал дыхание, проверил пульс, стал легко надавливать на живот. Она поморщилась.

- Вам больно? – спросил он.

- Нет. Просто осторожнее, доктор, - сказала, смущаясь, Даша.

- Вы беременны?

Лицо девушки покрылось краской. Она кивнула головой. «Час от часу не легче», - подумал Митин.

- Скажите, милая, с кем вы живете?

- С генералом Назаровым и его племянником Сашей.

- Вы их родственница?

Даша молчала. «Кто я им?» - впервые за все это время она задала себе этот вопрос. И сама себе ответила: «Никто!» Ей стало страшно и неуютно.

- Спросите у Александра, - сказала она, - я не знаю, как ответить.

Митин принял этот ответ без замечаний и продолжил:

- Есть ли у вас Дарья еще родственники в Москве?

- Были. Но теперь все уехали. Дома конфискованы.

- Где же вы жили в Москве?

- Мы остановились у друга Егора Савельевича, но он сам, кажется, не у себя живет. Мы ненадолго в Москве.

- Куда же дальше?

- Не знаю, как решит Егор Савельевич.

- Он вас не посвящал в свои планы?

Даша заволновалась.

- Что случилось? Почему вы меня спрашиваете? Спросите у Егора Савельевича или у Саши.

- Не волнуйтесь, - сказал Митин, конечно же, я спрошу у них. – Отдыхайте.

Окна были уже черны от ночной мглы, а Митин все не мог уйти домой. Он заперся в своем кабинете. Запретил его тревожить. И ходил из угла в угол, растирая холодные руки. В больнице плохо топили. Не хватало дров. Он решал для себя очень трудную задачу. Злость на своего друга Егора и себя не давали ему сосредоточиться. Он казнил себя разными гадкими словами: «Но зачем, зачем я сказал, что девушка умирает. Кто тянул меня за язык. Но как могли они, ее близкие люди, не дождаться ее смерти, бросить и уехать. Какой же я осел. И что теперь прикажете мне делать?» - задавал он в сотой раз себе один и тот же вопрос. В дверь настойчиво постучала медсестра.

- Я же просил не беспокоить! – раздраженно сказал Митин, распахивая двери.

Медсестра с испуганными глазами, отскочила от него, но все же не ушла.

- Там, - сказала она, показывая рукой в сторону палат, - истерика, у Дергачевой. Мы ничего не можем сделать.

- О боже праведный, - схватился за голову доктор и бросился к палате.

Вокруг Дашиной кровати собралась толпа больных. Они пытались ее успокоить. Но девушка, ничего не слыша, билась в рыданиях.

- Всем выйти! – резко, входя в комнату, сказал доктор, - я сказал всем! – закричал он, когда увидел, что медсестра в нерешительности задержалась у дверей. Она тут же выскочила и захлопнула дверь.

- Что с вами? – разворачивая Дашу за плечи, спросил доктор. Но та не могла говорить. Ее рыдания стали еще громче. Она стала вырываться из рук доктора. Тогда в палате прозвучала звонкая пощечина. И вмиг наступила тишина. Глаза Даши с удивлением смотрели на доктора. Она как-то вся обмякла и затихла. Из глаз катились слезы, но Даша не издавала ни звука. Смотреть на эти слезы во сто крат было больнее, чем на громкие рыдания.

Митин прижал голову девушки к своей груди и стал гладить ее волосы. Плечи ее вздрагивали, он стал чувствовать, как мокрое пятно холодит его грудь.

- Успокойтесь. Прошу вас, успокойтесь. Ведь все хорошо. Вы пошли на поправку. Скоро все у вас в жизни наладится.

Даша молчала, постепенно успокаивалась. Она перестала дрожать и хлюпать носом. Осторожно отодвинулась от доктора. Вытерла глаза и сказала:

- Извините доктор. Больше этого не повторится, - говорила она тихо и спокойно. Как будто ничего не случилось.

Митина поразил столь резкий переход от буйной истерики к совершенно спокойному тону. « Очень сильный характер», - отметил он. И вдруг предложил:

- Даша, а не хотели бы вы провести воскресенье на свежем воздухе. Гулять вам еще рано, но посидеть на веранде, было бы очень полезно. У нас очень хороший дом и красивая большая веранда. Думаю, у вас много найдется тем с моей Дуняшей. Соглашайтесь, Даша. В понедельник вместе вернемся в больницу.

- Я, - сказала она, - хотела бы хоть ненадолго выйти отсюда. Меня давят эти стены.

- Вот и хорошо. Сейчас вам принесут одежду, и мы с вами поедем ко мне в гости.

Сестричка помогла Даше одеться и проводила ее к выходу, где Митин подхватил Дашу под ручку и осторожно повел.

Когда подъехали к дому, во всех окнах горел свет. Митин засмеялся, и, показывая Даше на окна, сказал:

- Дуняша всегда так делает, когда я запаздываю. Говорит, что боится одна в таком большом доме.

- Дом действительно большой.

- Это так кажется. В нем всего пять комнат вместе с кухней.

Дуняша, увидя гостью, поджала губы, и без того узкие, как полоски. «Такие губы бывают у злых людей», - подумала Даша, и ей сразу расхотелось гостить у доктора.

- Проходите, - сказал Митин, - Дуняша помоги девушке раздеться.

Дома доктор совсем не походил на того строгого врача, которым он был в больнице. Он быстро двигался по комнате и приносил Даше, то где-то найденные тапочки, то теплый халат. Он подбросил дров в печь. Подвинул ближе к ней кресла и усадил обеих женщин рядом.

- Вы пока посекретничайте, а я сам на стол накрою.

Дуняша хотела подняться помочь, но доктор настойчиво усадил ее обратно. Она была женщиной лет тридцати пяти. Тонкая талия ее, была подчеркнута пояском от фартука. Тонкая косичка лежала вокруг небольшой головки. И вся она была такая маленькая и миниатюрная, будто балерина. Единственно, что было большое на этой женщины, это носки, высокие и пушистые. Она заметила Дашин взгляд на ее ноги, и засмеялась, и смех этот был очень располагающим.

- Эти носки мне привезли с Кавказа. Один из друзей Кости. У них там какие-то особые козы. Чем чаще их стираешь, тем пушистее они становятся. И тепло в них очень. И что хорошо, входят в любую обувь, несмотря на их огромный вид. Я их очень берегу. Таких носков нигде не купишь. А друга Костиного, давно не было. А то бы еще попросила.

- Ты, Дуняша, изрядная попрошайка, - засмеялся Митин, услышав последнюю фразу.

- Зато ты никогда ничего не попросишь, даже если надо будет до зарезу, - парировала она.

- Я Дуняша считаю, что если ты не можешь чего-то иметь, то значит по большому счету оно тебе и не нужно.

- Оно, конечно, думать так можно, когда твоя сестра все сама выпросит и принесет. Посмотрела бы я на тебя, когда бы ты один жил. Насколько бы тебя хватило придерживаться своих правил. Продукты надо достать? Надо! А чтобы хорошие продукты достать, что надо сделать? Попросить мясника соседа. Вот, дорогой мой братец. Перечислять могу долго.

- Нет уж, избавь, Дуняша. Я согласен с тобой. Что можно попросить только в крайнем случае.

- У нас сейчас, Костя все случаи крайние. Куда не пойди, куда не глянь – все край, будь она не ладна эта мировая революция.

- Она не Мировая, она наша, русская.

- Кто спорит. Конечно Русская, только все равно мировая. Смотри, весь русский мир с ума сошел.

- Но, в этом смысле ты права.

- А я Костя всегда права. Потому как всю эту революцию на себе испытала. Через нее проклятую и дома у меня не стало и мужа не стало.

- Погиб? – осторожно спросила Даша.

- А, - махнула рукой Дуня, - погиб.

- Я сочувствую вам, - скорбно сказала Дарья. А Митин расхохотался.

- Не скорбите, Даша. Эта моя сестренка так шутит. Муж ее комиссар по продовольствию. Свой дом огромный государству подарил, сам в квартиру переехал. Она ему этого простить не может. Не понимает, что он поступил правильно. Все равно бы отняли. И его могли обвинить в нелояльности к Советской власти.

- Могли бы продать и уехать за границу. А теперь как жить? Грязь, нищета, голод. А время упущено. Тебя Костя не трогают, потому что ты врач хороший, и то пока. А на продовольствие много желающих найдется. Ему еще вспомнят его происхождение, попомни меня.

- Не каркай Дуняша. Я все-таки надеюсь на благоразумие правительства. Все еще наладится.

- Блажен – кто верует, - с насмешкой сказала Дуняша.

- Все, - сказал Митин, - приступаем к обеду.

- В двенадцать ночи! – сказала Дуняша. Казалось, она не могла не оставить ни одной фразы без ответа. Последнее слово всегда было за ней и в прямом и в переносном смысле.

На столе, накрытом красивой белой скатертью, стояли красивые фужеры и тонкого фарфора тарелки. Даша подумала, что она вечность не садилась за такой стол. Совсем молоденькой девчонкой ее отправили в Сибирь, где обеды проходили за большим выскобленным столом ничем не укрытым. Были у дяди и красивые скатерти и красивая посуда, но ее ставили только на праздники. Она села за стол и подсознательно выпрямила спину. Она вдруг все вспомнила. Как сидеть, как пользоваться приборами. Как попросить или отказаться от блюда. Митин в полглаза наблюдал за Дашей. «По крайней мере, воспитание в ней присутствует», - сказал сам себе Митин.

Утром воскресного дня Дуняша пригласила Дашу прогуляться по городу. По бульварам ходили праздные люди. Магазины по большей части были закрыты, и только мелкие лавочки без устали впускали в свои темные помещения разношерстный люд. Они вошли в одну из таких лавочек. Даше понравился маленький серебряный кулончик. Но ей не на что было купить.

- Как жаль, - сказала она, - Саша не оставил мне денег. Мне очень нравится этот кулончик. Я бы подарила ему на память. Он у меня такой хороший и красивый.

- Ты его сильно любишь? – спросила Дуняша.

- Так люблю, Дуня. Как же мне не любить его, он ведь отец моего ребенка.

- У вас есть дети? – удивилась та.

- Пока нет. Но совсем скоро будут, - Даша осторожно погладила себя по животу.

- И сколько? – спросила Дуня, показывая взглядом на живот.

- Скоро три месяца будет, - Даша ушла в себя и улыбалась каким-то своим мыслям.

- А давайте Даша, я вам куплю этот кулон. А вы после деньги вернете.

- Правда? – обрадовалась Даша. Она чмокнула Дуню в щечку и застеснялась. Все-таки они были знакомы совсем немного.

Девушка, улыбаясь, держала в руках небольшой, серебряный кулончик, и беспрестанно улыбалась. Она видела своего Сашу с этим кулоном на шее, как он будет его рассматривать и как потом вставит в него ее портрет. Солнце светило по-весеннему. На крышах таяли сосульки, и две счастливые женщины со смехом огибали лужицы под крышами домов. Вернулись они усталые и довольные. Лица их, посвежевшие от мягкого теплого ветра, светились радостью. Из кабинета, навстречу им, вышел Константин Сергеевич.

- Погуляли? – спросил он. – С чего так весело?

- Погода хорошая, - сказала Дуняша, - а еще, Дарья своему мужу кулон купила. Говорит, что красивый он у нее, без кулона никак нельзя, - Дуня смеялась. А Даша стояла и не знала обидеться ей на нее или нет. Потом она тоже рассмеялась и показала кулон Митину.

Константин Сергеевич, рассмотрев его, сказал возвращая:

- Очень приятная вещь. Наверное, ему понравился бы.

- Почему понравился бы, - спросила, обидевшись, Даша, - он непременно ему понравиться.

- Да-да, конечно, - заторопился Константин Сергеевич. – Раздевайтесь. Обедать будем.

За столом Даша то и дело вопросительно взглядывала на Митина. Но он делал вид, что не замечает этого, и говорил, говорил о своей больнице, больных. Дуняша наблюдала за ними, видела, что они никак не решаются заговорить о чем-то очень важном, подкладывала в тарелки еду, и молча переводила взгляд с одного на другого. Когда обед был закончен, все расположились на диване. Константин Сергеевич, хотел почитать девушкам стихи одного из своих пациентов. Тот написал их в знак своей благодарности. Стихи были слабые и состояли из разнообразных эпитетов, восхвалявших доктора за его золотые руки. Дуняша, слушая стихи, смеялась. Говорила:

- Слабо, но все верно Костя.

Но Даша, как будто ничего не услышала. Она сидела задумчивая и отрешенная. Митин понял, что разговора не избежать.

- Даша, - начал он. Я должен вам сказать, что за вами никто не придет и в том моя вина.

Даша испуганно и недоверчиво взглянула на Митина, но ничего не сказала, а только опустила голову и стала ждать продолжения.

- Вы были очень больны. Очень. Я доктор с большой практикой, не верил в ваше выздоровление. У вас начался кризис болезни, который я принял за агонию. Вас пришли навестить Егор Савельевич с Александром, я с полной уверенностью сказал, что вы умираете. Что проживете вы не больше суток. Я посоветовал им не оставаться с вами. Не мешать вам, покинуть этот мир спокойно. Они послушались. У вас через какое-то время начались галлюцинации и сильный бред. Мы, чтобы вы не нанесли себе каких-либо увечий, вынуждены были вас связать и поместить в коридор. Вам было очень жарко. Там было прохладнее, чем в палате. После тяжелой ночи вы пришли в себя, и болезнь отступила. В обед того же дня пришли ко мне Рогожины.

- Вы их знаете? – спросил доктор Дашу, которая, опустив руки меж колен, все ниже и ниже опускала свою голову.

- Нет, - почти шепотом ответила она.

- Так вот. Пришли Рогожины. У них было разрешение от Егора Савельевича на ваши похороны, и записка для меня, в которой они извинялись, что не могут сами похоронить вас, потому как вынуждены срочно покинуть Москву. Искать их нет смысла. Куда они выехали не известно. Я виноват Даша перед вами. Я прошу вас поселиться у нас. Дуня будет вам хорошей подругой. Будем ждать от них весточки.

- Они не напишут, - сокрушенно сказала Даша, - ведь они считают, что я умерла.

Доктор промолчал. Он также не надеялся, что сможет связаться с ними. Дуня гладила девушку по спине, будто окаменевшую от услышанного. Она пыталась растормошить ее, но Даша не разгибалась. Она уткнулась лбом в колени и затихла. Митин вскочил и побежал за солью. Он поднес ей бутылек к носу. Даша вдохнула, вскочила с дивана и, закачавшись, упала на него без чувств. Дуня схватила со стола графин и плеснула водой в лицо девушке.

Константин Сергеевич остановил ее. Он приоткрыл рот Даши и высыпал в него порошок. Мучительно долго приходила в себя Даша.

Тело ее было тяжелым и не хотело двигаться. Глаза отрешенно блуждали по комнате, не на чем не останавливаясь. Митин сидел рядом и держал ее за руку, измеряя пульс.

Три дня пролежала Даша в доме Митина. Она не говорила, не ела, иногда пила воду судорожными глотками и что было всего опаснее, она не плакала. Слезы дали бы ей, хоть какое-то облегчение. В доме была тишина. Даже Дуняша перестала цеплять брата. Митин же, чувствуя свою вину перед девушкой, приходя из больницы, почти не отходил от нее. Однажды он рассказал случай, который произошел в больнице: Двое мужчин привезли рожать очень молоденькую и невероятно красивую женщину. И когда женщина в криках стала рожать, два мужика на улице начали драку, оспаривая каждый свое отцовство. Они так метелили друг друга, что дворник бросился их разнимать. А потом оказалось, что у женщины родилась двойня. И мужики успокоились. Дуняша негромко рассмеялась. И Даша вдруг, неожиданно улыбнулась. Она подвела черту под всей своей прошлой жизнью и решила жить дальше.

- Дуня, не найдется чего-нибудь покушать? – спросила она. Дуню как ветром сдуло. Через минуту она стояла с чашкой чаю и небольшим бутербродом с колбасой. Даша, не вставая с постели, поела. Потом еще немного полежала и затем, глубоко вобрав в себя воздуха, выдохнула и встала. Вечером она обратилась к Митину:

- Константин Сергеевич, возьмите меня к вам в больницу работать. Мне теперь надо думать самой о себе. Найти где-то комнату. У хороших хозяев. Когда появится ребенок, чтобы не выгнали.

- Понимаете, Даша, - сказал Митин, - я чувствую свою вину перед вами. Я прошу вас поселиться у нас. Комната для вас готова. Дуня тоже будет рада, если вы согласитесь. У Дуняши никогда не было детей. Она рада будет помочь вам, когда придет время. Она сама меня об этом просила.

- Мне неудобно обременять вас, - сказала Даша.

- Нет-нет, вы окажете нам честь, если согласитесь. Прошу вас не заставляйте меня всю жизнь быть перед вами виноватым. Оставайтесь с нами. Нам втроем будет веселее. Да? Дуня, - обратился он к сестре.

- Даша. Вы мне будете как сестра, - сказала Дуня и погладила ласково ее по руке. «И при чем здесь тонкие губы? – вдруг ни с того ни с сего подумала Дарья, - вовсе это не определитель зла. Да и не такие они у нее тонкие, когда конечно не обижается».

- Спасибо вам, - сказала она, - только я не могу чужой хлеб есть. Константин Сергеевич, на работу меня все-таки возьмите. Прошу вас.

- Хорошо, - согласился доктор, - но сначала вам надо окрепнуть. Вы теперь ни о чем не должны думать, кроме как о здоровье ребенка. Он и так у вас настрадался. Ваша тяжелая болезнь… У вас очень здоровый организм Даша, если до сих пор не произошло выкидыша.

Но рисковать больше нельзя, если вы хотите этого ребенка.

- Очень хочу. Это все, что у меня осталось от Александра.

- В таком случае вы полностью слушаетесь моих советов. И кушаете все, что вам предложит Дуняша.

- Согласна, - засмеялась Даша. Она решила никогда больше не возвращаться в прошлое.