Печать
Категория: Тайна заимки двух старух, Роман
Просмотров: 355

Глава 27

 

Смотря в окно вагона на бескрайние брошенные необработанные поля, на черные крохотные домики с неухоженными палисадниками, на одинокие согбенные фигуры в невообразимо причудливых изношенных одеждах, Митин, все более и более, впадал в уныние. Согласившись на уговоры и доводы Дуняши, которая очень боялась ареста, он решился бежать из Москвы. Они на несколько дней перебрались к друзьям, взяв с собой самое необходимое. Приобретя билеты, стали готовиться к отъезду. Оказалось, что в спешке, доктор забыл в доме дорогие медицинские инструменты, подаренные ему одним из его иностранных пациентов. Необходимо было вернуться в дом. Друг не позволил этого сделать Митину. Он сам пошел туда, и застал разграбленную квартиру. Однако инструменты были просто высыпаны на пол. Видно, в них не увидели никакой ценности. Митин был бесконечно рад и, тряся руку друга, со слезами на глазах благодарил того. В то же время стало понятно, что Дуняша была права. Оставаться в Москве стало опасно. В тот же день, ночью, они покинули Москву. Дорога их лежала на Урал. Беспокойная Саша, мешала отдыхать всем в вагоне, и пассажиры давали бесконечные советы Дуняше, как успокоить ребенка. За несколько дней поездки, сестра осунулась, лицо ее почернело и Митин всерьез стал опасаться за ее здоровье. Поезд шел медленно, стоял на станциях по нескольку часов. И поездка затягивалась. На остановках, Дуняша бегала стирать пеленки, потом сушила их, выставив в открытое окно. Обтирала ребенка мокрой тряпкой и выслушивала укоры, за запахи идущие от младенца. Они были счастливы, когда поезд наконец-то остановился на их станции. Войдя в грязный заплеванный вокзал, Дуняша расплакалась. Митин же первое, что сделал, стал расспрашивать, где здесь есть баня. Баня была рядом с вокзалом. Оставив вещи на хранения, они отправились смыть с себя двухнедельную грязь. Вернувшись на вокзал, Дуняша устроившись на лавке с ребенком, заснула крепким сном. Митин дремал рядом, боясь за вещи. К вечеру, отдохнувшая и порозовевшая Дуняша проснулась и с удивлением заметила, что Сашенька все еще спит.

- Костя, она не просыпалась? – спросила она у брата, кивая на ребенка.

- Нет. Мытье ей на пользу пошло. Теперь Дуняша ты справишься, а мне надо, что-то подыскать. Где жить.

- Можно снять комнату.

- Я тоже так считаю.

Митин ушел. Он шел по темным улицам и стучался в дома. Никто не соглашался сдать жилье в наем. Митин устал. Ноги перестали слушаться, и он решил вернуться на вокзал. Он развернулся и вдруг с ужасом понял, что не знает куда идти. Впереди него, неторопливо шел человек, часто оглядываясь на Митина. Доктор ускорил шаги и вскоре догнал идущего.

- Уважаемый, прошу, подскажите, как добраться до вокзала.

Мужчина, какое-то время, разглядывал Митина из-под низко опущенных густых бровей, потом ответил вопросом на вопрос:

- Барин?

- Доктор, - сказал Митин, и легкий холодок пробежал у него по телу от звериного взгляда незнакомца.

- Пальтишко у тебя доброе, - говорит мужик, - отдашь, покажу дорогу.

- А не отдам? – спрашивает Митин.

Мужик гогочет.

- А не отдашь, все равно возьму, только дорогу не покажу.

Митин в замешательстве. Пальто – единственная верхняя одежда. Отдать его нет никакой возможности. Но он видит, как на него надвигается огромное тело мужика с огромными сжатыми кулаками. Ухмылка того не предвещает ничего хорошего. Митин оглядывается по сторонам. На темной улице – не души. И тогда он встает в нелепую стойку боксера. Мужик начинает ржать. Берет доктора за одно плечо и приподнимает над землей. Митин чувствует, как его ноги теряют опору и, не осознано бьет свободной рукой мужика в шею. Тот, не выпуская Митина, валится снопом на землю, увлекая его за собой. Кое-как расцепив огромный кулак, доктор подскакивает и бежит в сторону от злополучного места. Он успокаивается только тогда, когда почти рядом слышит гудок паровоза, и уже безошибочно находит вокзал. Перед дверью он отдышался, отряхнулся и только тогда вошел. Но Дуняша не была бы Дуняшей, обожающей своего брата, если бы не заметила его встревоженности.

- Что случилось, Костя? – задала она первый вопрос.

- Ничего, Дуняша, я думаю, нам придется ехать дальше. Я ничего не нашел.

- Можно поискать и завтра.

- Нет. Городок небольшой. Нам здесь ничего не найти. Надо узнать, когда следующий поезд. Долгое пребывание на вокзале вызовет подозрения. Нам это не к чему.

- Куда же нам ехать? Денег совсем немного. Нам надо где-то остановиться. С нами ребенок. Сколько беды нам принес твой друг Егор Савельевич.

- Ты, Дуняша не права. Все по моей вине. Если бы я не объявил Дашу умирающей, ничего бы этого не случилось. Видно это судьба. А вот, что про Егора Савельевича вспомнила – ты молодчина. Он рассказывал, что в Сибири у него поместье. Теперь оно пустует. Думаю нам надо туда пробираться. Хотя бы крыша будет над головой. Он говорил, что поместье большое, значит, я смогу заниматься практикой. Не разбогатеем, но прожить сможем. И ребенку там хорошо будет. И нам лишних вопросов задавать не будут.

- А если там теперь так же, как в Москве?

- Дуня, мы с тобой ничего не нарушали. Если нас не нашли в Москве, вряд ли нас станут искать еще где-либо. Что у них других дел нет? Пойду, узнаю о поездах.

Митин вернулся расстроенный. На вопросительный взгляд Дуняши ответил:

- Прямых поездов до Тайги нет. Билеты купил до Омска.

- Чего тогда расстраиваешься. Мы же с ребенком. В Омске в баню сходим и дальше.

- Опять ты права. Немного дольше получится, но ничего, запасы еще есть. Только Дуняша ты заметила, чем дольше мы едем, тем дороже становятся продукты, и тем дешевле наши золотые безделушки.

- На молоко бы хватило, мы как-нибудь на сухарях с тобой выживем.

Дуняша ласково прижимает к себе ребенка. Всем сердцем она привязалась к этому неспокойному созданию.

Рано утром они покидают неуютный уральский городок. За окнами те же тоскливые поля и та же нищета. И чем дальше вглубь страны, тем тоскливее на сердце Митина. Москва снится по ночам. Москва стоит перед глазами днем. Только плач Сашеньки выводит его из оцепенения и заставляет суетиться.

Когда они вошли на небольшой вокзал узловой станции Тайга, прошло ровно два месяца, как они выбежали ночью из своего московского дома, и навсегда покинули столицу.

С утра, Митин пошел искать подводу и знатоков, кто бы мог их отвезти в усадьбу Назаровых. Недалеко от вокзала он нашел небольшой рынок, где жители близлежащих деревень торговали своими запасами. Вдоль всего базарчика стояли подводы. Переходя от продавца к продавцу, Митин расспрашивал, откуда они и нет ли кого из Назарово. Из Назарово были, но в этот день никто домой не собирался. Было заведено, что после торговли все ехали по родственникам, живущим в Тайге, повидаться и заодно погулять вдали от дома, вдали от укоризненных взглядов семейных.

Митин запнулся о чей-то мешок. Пытаясь устоять на ногах, он снес с прилавка, стопкой выставленное, сало. Однако удержаться ему все-таки не удалось, и он накрыл это раскиданное сало своим телом.

- Разьязьять тебя, урод кривоногий, - услышал он над своей головой.

- Простите, простите, - смущенно говорил Митин, собирая куски сала, стоя на коленях и складывая их на согнутую руку.

- Кто у меня теперь купит эти огрызки, - ругался мужик, выгребая из его рук продукт.

Когда руки освободили, Митин поднялся и робко взглянул на продавца.

- Ну, чего зенки таращишь. Купи уж тогда что-нибудь. Искупи, так сказать.

- Да-да, обязательно куплю. Экий я сегодня неудачный. В утра хожу в поисках, кого-нибудь, кто довез бы нас с ребенком до Назарово. И никого не могу найти.

- И не найдешь. Сегодня Тайга гуляет. Ярмарка. Завтра тебя мил человек, хошь куда увезут, а седня ни-ни. Обычай – мужик смотрит на Митина смеющимися глазами. Он уже простил незадачливому доктору его оплошность и рад был поговорить с ним.

Митин успокоился, и, наконец смог рассмотреть мужика: не высокий, худощавый, лет за пятьдесят. Из-под красивой косоворотки, выглядывала тонкая морщинистая шея. Расстегнутая безрукавка, давала увидеть всю вышивку на русской рубахе. На ногах добротные сапоги, обильно смазанные жиром. Штаны из плотного отбеленного льна. И тонкий плетенный поясок, свисающий почти до колен. Веяло от мужика чистотой и это расположило Митина. Он взглянул тому в лукавые, смеющиеся глаза и решил расспросить того о поместье.

- Вот возьмите деньги за сало, - протянул Митин бумажную стопку.

- О, господин хороший. Эти бумажки вы себе на память оставьте. Такие деньги здесь не в почете. Что-нибудь еще есть?

- Что? – не понял тот.

- Обменять что-нибудь.

- Обменять есть, только не со мной. Все на вокзале.

- Проездом или в гости к кому, - пытливо спрашивает мужик и Митин начинает быстро соображать, что ответить. Потом решает, что выбора у него все равно нет, дальше ехать – нет, ни сил, ни желания, и он говорит:

- Едем издалека. Со мной сестра и ее ребенок.

- Бегите от кого?

- От ее мужа, - находится Митин, - бил ее окаянный, убить грозился.

- А что же власти, - спрашивает мужик и тут же сам себе отвечает, - хотя у властей других забот хватает. Мужика с бабой мерить – народ смешить. Ты их разнимать, а они тебя вместе лупцевать.

- Ребенка жалко стало, вот и решили уехать, - продолжает лгать Митин, уже почти сам поверивший в свою историю.

- Поди, на отца не похож? – хохочет мужик.

- Угадал дед. Но она сестра мне, сам понимаешь, - соглашается доктор.

- Что ж не понять. Чей бы бычок не прыгал – теленочек все равно наш.

Митин вдруг понимает, какую славу он создает для своей сестры, если вдруг они здесь задержатся, и начинает исправлять положение.

- Да вы меня не так поняли. Муж у нее сумасброд дикий был. Черные они оба. А девочка с белыми волосиками родилась. Вот он как напьется, так и гоняет ее по дому, почему у дочки волосики белые.

- Но так это он дурак. Почитай у всех детей сначала волосы светлые. Годам к десяти только цвет и определиться.

- Да и я ему про это же говорил. Да ему видно правда не очень нужна была. Узнали потом, что зазнобу он себе завел, вот и изгалялся над сестрой.

- Кобель, значит, был добрый, - сочувственно сказал мужик. – А теперь куда же.

- Сказали мне люди добрые, что Назарово – село большое. А я врач. Хотел там поселиться. Практику бы открыл. Пожил бы, пока муж сестры про нее не забудет. Мы из Москвы. Жалко было уезжать, только муж сестры, пока бы ее не убил, не успокоился бы.

- А что так далеко заехали, - с подозрением спросил мужик, - ближе нельзя было задержаться?

- Мой друг когда-то жил в Сибири. Отзывался очень хорошо о народе. Говорил, что в Сибири такой народ, что не даст сгинуть.

- Был народ, - правду говорил твой друг, - да весь вышел. Теперь и здесь помереть дадут, не постесняются. Все перевернулось в этом мире. А ты говоришь, доктором будешь? Это, каким же? Что можешь-то? Зубы лечить? Еще что? – заинтересовался мужик.

Митин почувствовал, что старик его не спроста расспрашивает, и стал отвечать.

- Нет, зубы как раз я лечить не могу, зато могу все остальное.

- А что ж остальное?

- Операцию сделать могу. Роды принять могу. Лекарства выписать могу.

- Так чего ж тебе, милый человек, в глушь забираться. Вон больница напротив. Туда иди. Там доктора на днях убили, царство ему небесное, - перекрестился мужик. Сейчас нет у них доктора. Може, ты сгодишься.

- За что доктора то убили? – Митину уже расхотелось быть врачом больницы, где убивают докторов.

- Да кобель был, такой же, как у твоей сестры муж. Муж застал его с бабой своей, но и порешил обоих.

У Митина отлегло. Он на женщин не заглядывался. Была одна Дашенька, да и той не стало. А теперь вовсе никто не нужен. Он заинтересовался. Это была несказанная удача – получить место в городе, хоть и совсем крохотном. В городе, где ходят поезда, и вести со всей страны распространяются со скоростью газет. В городке, где есть настоящая больница. Он мучился без своей работы, боялся потерять навыки. И сейчас к нему возвращалась надежда, что они выживут в столь смутное время.

Мужик заметил нерешимость доктора и спросил:

- Чего испугался? Али есть, что за тобой?

- Вы не так поняли мою нерешительность, - сказал Митин, - меня ведь никто не знает. И вряд ли согласятся взять на работу.

- Можно подумать, что врачи на дорогах разбросаны. Еще как ухватятся. А я тебе помогу, если лечить меня после бесплатно будешь.

- Да я и так вам уже задолжал за сало.

- Вот и не забудь долг, когда работать станешь. Пошли. Я тебя представлю. – Он обернулся и крикнул: « Митька, пригляди за салом. Я щас». « Ладно!» - крикнули ему в ответ. – Пошли.

- Что же вы скажете? – сомневался Митин.

- Да уж не буду буробить, как ты мне. Скажу, что сродственник ты мой. В гости приехали, и остаться решили. Мне поверят. У меня сын в органах работает.

- Как же родственник, если я даже имени вашего не знаю?

- И впрямь чуть не обгадились, мужик рассмеялся своей оплошности, - что ж, давай знакомиться. Я Дергачев Федор Михайлович, из Заречного. Запомнишь? Дядька твой… троюродный. Сына моего Степаном зовут. Он лет на десять тебя младше, но очень большой человек. Не подведи меня. А то он тебя из-под земли достанет.

Митин чувствовал, как побледнело его лицо от слов, сказанных мужиком. « Дергачев!» - вот и замкнулся круг, - подумал он и отвернулся, чтобы его бледность не была замечена.

- Че, молчишь-то? Тебя-то как?

- Митин Константин Сергеевич, Митина Дуня, и Митина Сашенька, дочка.

- Ну, Митик у нас своих хватает, так что не забуду.

Больница обдала тяжелым запахом лекарств и гниющих тел. Митин поморщился. Грязь, не ухоженность. К ним вышла женщина, в сером халате с тазом в руках. Мутная жидкость почти до краев. Она идет, медленно переступая, чтобы не расплескать. Митин сторонится. Кроме больных, в больнице больше никого нет. Возвращается женщина, на ходу вытирая руки о халат. У Митина зреет протест. Он заглядывает в одну палату, в другую и вдруг остановившись, резко говорит: «Хватит! Я такого безобразия никогда не видел!»

Дергачев же наоборот смеется:

- Ну что идем к начальству? С больницей ты уже познакомился.

- Идемте, Федор Михайлович. Я просто не имею права теперь уехать отсюда.

- А я по тебе сразу понял, что ты не прост. И одежонка твоя на нашенскую не похожа. И говор акающий. Говоришь вроде правильно, а все не так. Нет в тебе слов мужицких, из барских будешь?

- Мещанин.

- Это что за нация?

Митин задумался, как ответить попонятнее, и сказал:

- А это, когда образование есть, а слуг нет.

- Дак, это совсем хорошо. У нас богатые не в чести. Почитай все поразбежались.

- Куда?

- А кто куда. Нам не сказывали. Вот видишь дом большой?

- Вижу.

- Так вот там, все наше начальство заседает. Есть там комиссар Савкин. Если понравишься ему, будешь врачом.

- А если нет?

- Тогда я тебе не подмога. Дальше поедешь.

Дергачев, чувствуя себя в управе своим человеком, первым заходит в кабинет и с порога говорит:

- Доброго вам здравия, товарищ Савкин. Я с доброй вестью к вам.

- Проходи, Федор Михайлович, раз с доброй вестью. Рад вас видеть. Как там ваше Заречное. Что люди говорят?

- Всякое говорят. Только все больше радуются, что стрелять перестали. О бандитах ничего не слышно. Народ что – он завсегда порядок любит. Будет порядок и ропота не будет. А я вот сальца вам принес. Свежее. Моим способом посоленное. Никто так солить не умеет. Да я своих секретов не раскрываю.

- Спасибо, Федор Михайлович. А что еще для нас припасли. Вы ведь к подарку всегда чего-нибудь еще несете. О сыне, наверное, узнать хотите? Знаю, давно уже домой не наведывался. Но не беспокойтесь. У него все хорошо. Он у нас на хорошем счету.

- Спасибо за Степку, очень за него доволен. Мне что, если ему приехать нет времени, я ничего. Для меня жив, здоров, больше ничего и не надо. Наглядимся еще, когда полегче станет. А я вам, еще одного работника привел. Доктор.

- Что? Доктор? Да где ж вы его откопали? – Савкин был и обрадован и удивлен.

- Приехал. Мы вроде как дальние сродственники. Но такие, что и не роднятся особо. А раз уж приехал, то я его сюда привел. У его сестры муж бандюга. Не признал своего ребенка и чуть бабу не убил. Вот они и двинулись по Россее.

- Бандит? Настоящий? Что ж в органы то не заявили?

- Да какой настоящий. С бабой своей бандит. А каким органам такой бандит интересен.

- Ты прав, Федор Михайлович. До семьи у нас руки пока не доходят. Но ничего. Скоро и эту часть жизни возьмем под охрану. Не надо будет женам убегать от мужей через всю Россию. Но, а доктор? Какой он? Хороший? Или так себе?

- Хороший. Это поверь мне. У меня на таких людей глаз наметан. Хороший. Говорит, все умеет – и резать, и роды принимать. Да! Зубы дергать не умеет. Это конечно плохо. Но говорит, если уж сильно надо будет, то и с этим справится. Так, что, пригласить его?

- Зови, Федор Михайлович, нам доктор ох как нужен. Больница пуста. Все от страху поразбежались. Одна бабка Лида осталась. С ног валится. Этого ревнивца в Томск отправили. Думаю, больше мы его не увидим.

- Дурак! – сказал Дергачев, - ухлопал бы жену, кто б его осудил. А то доктора убил.

- А, твой-то знает, что с прежнем доктором случилось?

- Я рассказал, как водится, - Федор Михайлович рассмеялся. – Ему теперь это уроком будет – на чужих-то баб смотреть. Приведу щас. Познакомьтесь, а я на крылечке покурю.

- Веди, - сказал Савкин, и, спрятав кусок сала, сел за стол и принял важный вид.

Митин, входя в кабинет, мысленно, перекрестился. Ему очень была нужна эта работа. Уже несколько часов, Дуняша, одна с младенцем сидела на вокзале. Она могла забеспокоится, и начать его разыскивать.

- Проходите, - сказал Савкин, рассматривая посетителя. «Хоть и с просьбой пришел, а держится с достоинством, - отметил он про себя. – И еще – дворянские корни, как уши у зайца торчат. Да где сейчас найдешь доктора-то из рабочих. Посмотрим, что скажет». Он стал расспрашивать доктора, не сводя с того колючего взгляда. Видел, как тот ежится под его взглядом, и был доволен. Он в себе этот взгляд ни один день перед старым зеркалом тренировал.

Разговор длился долго. Дергачев старший не одну самокрутку уже выкурил, когда открылась дверь, и на крыльце появился раскрасневшийся доктор и следом довольный и улыбающийся Савкин.

- Так говоришь, сродственник он тебе? – обратился Савкин к Дергачеву.

Федор Михайлович хитро засмеялся.

- Я ж для народа. Что доктора упускать, если сам прибыл. Извиняйте.

- Ничего. Доктор все про себя рассказал. И как твое сало на рынке перевернул. Ты мне случаем не с полу кусок-то передал?

- Да боже упаси. Самый что ни на есть, наилучший выбрал, - испугался Дергачев.

- Да знаю. Я попрошу тебя, Федор Михайлович, отвести его в больницу и помочь поселиться. Там с торца дома две комнаты небольшие с отдельным входом. Доктор пока там поживет. А задержится, дом ему выстроим.

- Это будьте покойны. Раз уж взялся, все сделаю.

Отойдя подальше от начальственного взора, Дергачев сказал:

- Знаешь, доктор, ты на вокзал иди и жди меня там. А то мое сало на базаре из-за тебя протухнет. Я, как только управлюсь, прибегу и устрою тебя.

- И то верно. Моя сестра тоже волнуется. Столько времени она одна с ребенком. А сало, что останется, неси с собой. Найдем на что обменять. Нам все равно продукты нужны.

- Я тебе и то, на котором ты валялся, принесу. Оботрешь. Ему что сделается.

- Неси все, Федор Михайлович. Только не задерживайся. Ребеночек с нами маленький. Ему бы домой скорее.

- Я мигом.

Дуняша, качая ребенка на руках, ходила вокруг лавки. Отойти далеко от вещей боялась. Увидя Митина, она разрыдалась, и чуть не выронила ребенка. Митин подхватил, одной рукой ребенка второй едва удержал на ногах Дуню.

- Как я испугалась, Костя. Сидела и думала, что если с тобой что-то случилось? Куда я одна с ребенком, в незнакомом месте, без дома, без еды.

- Дуняша, милая моя сестричка. У меня такая радостная весть для вас. Мы остаемся здесь. Мне дают больницу и две комнаты при больнице для проживания. Я только, что был в управе. Мне дали работу. Дуня я всю дорогу молился и благодарил бога.

- Как, как ты решился.

- Дуня, это невероятное везение. Я все тебе потом подробно расскажу. Ты не поверишь. Я на базаре снес у одного крестьянина сало с прилавка, а потом мы разговорились, и он привел меня в управу. Где мне предложили стать главным врачом больницы этого городка.

- Что ты им наговорил, что они взяли тебя на такую ответственную работу, не зная нас.

- Дуня, прости, но я сказал, что мы убежали от твоего мужа бандита, который хотел тебя убить, потому что заподозрил измену. И то, что рожденная тобой дочь не его.

- Поверили?

- Не знаю. Но какая разница, Дуня, если у нас с тобой есть дом и работа.

- Ты прав, Костя. У меня нет больше сил двигаться. Когда же мы пойдем туда?

- Сейчас, придет этот крестьянин и поможет нам устроиться.

- Опять ждать?

- Это не долго. Вот увидишь. Он очень шустрый. Кроме того, я просил его, принести нам все сало, что он не продаст. Нам ведь все равно надо делать запасы.

- У нас мало денег. Чем мы будем расплачиваться?

- Здесь, Дуня денег этих не берут. Пусть, что хочет, то и выбирает из наших вещей и твоих украшений.

- Я согласна. Я не отдам только тот серебряный кулончик, что купила Даша, для своего мужа. Я его оставлю Сашеньки, как память.

На вокзал с увесистой котомкой, шумно, почти вбежал Дергачев.

- Это ваша сестра? – Спросил он у Митина, подойдя поближе.

- Да, моя Дуня.

- А вы похожи. А это дочка ваша? – спросил он уже у Дуняши.

- Да. Устали мы.

- Это сейчас. Берем все сумки и идем за мной. Он подхватил, сколько мог унести. Остальные вещи взял Митин, Дуня, прижав ребенка, последовала следом.

Комната встретила новых жильцов прохладой и покоем. Митин раскрыл все баулы и сказал:

- Вот, Федор Михайлович, выбирай все, что захочешь за сало. Сам выбирай. Я не знаю цен обмена.

- За кого ты меня доктор принимаешь. Ничего я с вас не возьму. Еще картохи привезу. Но уговор наш с тобой в силе. Лечить меня завсегда бесплатно будешь. Согласен?

- Спасибо, добрый человек. В гости, прошу, заходите. Вы теперь у нас единственный родственник в этих краях. Хотя комиссар меня в минуту раскусил, что мы с вами не родня.

Дергачев рассмеялся:

- И меня тоже. Он такой, от него ничего не укроется. Но мужик хороший. Живите с богом. Зайду когда, попроведаю.

Оставшись одни, первое, что они стали делать – это искать хорошее место для ребенка. Тяжелая деревянная кровать, стоящая у окна, была с трудом передвинута к стене. Сашеньку развернули и снова укрыли пеленками.

- Костя, нужно срочно помыть ребенка. Воды раздобудь.

- Уже бегу.

Сашка, улыбаясь, лежала в теплой воде. Она морщилась от брызг. Митин почувствовал, что у него болят скулы, от улыбки, которая не сходила с его лица. Они помыли ребенка. По очереди сбегали в баню. И, наконец, присели напротив друг друга с кусками хлеба и сала.

- Как это прекрасно, - сказала Дуня, - есть в своем доме хлеб с салом.

- Угу, - только и смог сказать Митин, увлеченный едой.

В этот день решили в больницу не заходить, а устроится самим. Дуня с ребенком легла на кровать, а Митин примостился рядом на полу. Одним мгновением пролетела ночь. Даже ребенок ни разу не проснулся. Солнечные лучи разбудили их. Начиналась новая жизнь. Но начало новой жизни в такое светлое теплое утро давало надежду на добрые времена.